Неточные совпадения
Те же, как всегда, были по ложам какие-то дамы с какими-то офицерами в задах лож; те же, Бог знает кто, разноцветные женщины, и мундиры, и сюртуки; та же
грязная толпа в райке, и во всей этой толпе, в ложах и в первых рядах, были
человек сорок настоящих мужчин и женщин. И на эти оазисы Вронский тотчас обратил внимание и с ними тотчас же вошел в сношение.
— Жалкие
люди! — сказал я штабс-капитану, указывая на наших
грязных хозяев, которые молча на нас смотрели в каком-то остолбенении.
А где, бишь, мой рассказ несвязный?
В Одессе пыльной, я сказал.
Я б мог сказать: в Одессе
грязной —
И тут бы, право, не солгал.
В году недель пять-шесть Одесса,
По воле бурного Зевеса,
Потоплена, запружена,
В густой грязи погружена.
Все домы на аршин загрязнут,
Лишь на ходулях пешеход
По улице дерзает вброд;
Кареты,
люди тонут, вязнут,
И в дрожках вол, рога склоня,
Сменяет хилого коня.
Хотя час был ранний, в общем зале трактирчика расположились три
человека. У окна сидел угольщик, обладатель пьяных усов, уже замеченных нами; между буфетом и внутренней дверью зала, за яичницей и пивом помещались два рыбака. Меннерс, длинный молодой парень, с веснушчатым, скучным лицом и тем особенным выражением хитрой бойкости в подслеповатых глазах, какое присуще торгашам вообще, перетирал за стойкой посуду. На
грязном полу лежал солнечный переплет окна.
«Вырастет, забудет, — подумал он, — а пока… не стоит отнимать у тебя такую игрушку. Много ведь придется в будущем увидеть тебе не алых, а
грязных и хищных парусов; издали нарядных и белых, вблизи — рваных и наглых. Проезжий
человек пошутил с моей девочкой. Что ж?! Добрая шутка! Ничего — шутка! Смотри, как сморило тебя, — полдня в лесу, в чаще. А насчет алых парусов думай, как я: будут тебе алые паруса».
И… и главное, он такой грубый,
грязный, обращение у него трактирное; и… и, положим, он знает, что и он, ну хоть немного, да порядочный же
человек… ну, так чем же тут гордиться, что порядочный
человек?
Утром, выпив кофе, он стоял у окна, точно на краю глубокой ямы, созерцая быстрое движение теней облаков и мутных пятен солнца по стенам домов, по мостовой площади. Там, внизу, как бы подчиняясь игре света и тени, суетливо бегали коротенькие
люди, сверху они казались почти кубическими, приплюснутыми к земле, плотно покрытой
грязным камнем.
Самгина сильно толкнули; это китаец, выкатив глаза, облизывая губы, пробивался к буфету. Самгин пошел за ним, посмотрел, как торопливо, жадно китаец выпил стакан остывшего чая и, бросив на блюдо бутербродов
грязную рублевую бумажку, снова побежал в залу. Успокоившийся писатель, наливая пиво в стакан, внушал
человеку в голубом кафтане...
А город, окутанный знойным туманом и густевшими запахами соленой рыбы, недубленых кож, нефти, стоял на
грязном песке; всюду, по набережной и в пыли на улицах, сверкала, как слюда, рыбья чешуя, всюду медленно шагали распаренные восточные
люди, в тюбетейках, чалмах, халатах; их было так много, что город казался не русским, а церкви — лишними в нем.
Но он тотчас же сообразил, что ему нельзя остановиться на этой эпитафии, ведь животные — собаки, например, — тоже беззаветно служат
людям. Разумеется,
люди, подобные Тане, полезнее
людей, проповедующих в
грязном подвале о глупости камня и дерева, нужнее полуумных Диомидовых, но…
Было что-то неистовое и судорожное в стремлении
людей закрасить грязь своих жилищ, как будто москвичи, вдруг прозрев, испугались, видя трещины, пятна и другие признаки
грязной старости на стенах домов.
— Ваше превосходительство, — взныл Пыльников, изобразив всем лицом и даже фигурой состояние
человека, который случайно выпил рюмку уксуса. — Но как же германофильские тенденции его супруги и это
грязное пятно, Распутин?..
Не хотелось смотреть на
людей, было неприятно слышать их голоса, он заранее знал, что скажет мать, Варавка, нерешительный доктор и вот этот желтолицый, фланелевый
человек, сосед по месту в вагоне, и
грязный смазчик с длинным молотком в руке.
Одно яйцо он положил мимо кармана и топтал его, под подошвой
грязного сапога чмокала яичница. Пред гостиницей «Москва с но» на обломанной вывеске сидели голуби, заглядывая в окошко, в нем стоял черноусый
человек без пиджака и, посвистывая, озабоченно нахмурясь, рассматривал, растягивал голубые подтяжки. Старушка с ласковым лицом, толкая пред собою колясочку, в которой шевелились, ловя воздух, игрушечные, розовые ручки, старушка, задев Клима колесом коляски, сердито крикнула...
Когда Клим вышел в столовую, он увидал мать, она безуспешно пыталась открыть окно, а среди комнаты стоял бедно одетый
человек, в
грязных и длинных, до колен, сапогах, стоял он закинув голову, открыв рот, и сыпал на язык, высунутый, выгнутый лодочкой, белый порошок из бумажки.
Поздно вечером к нему явились
люди, которых он встретил весьма любезно, полагая, что это — клиенты: рослая, краснощекая женщина, с темными глазами на грубоватом лице, одетая просто и солидно, а с нею — пожилой лысоватый
человек, с остатками черных, жестких кудрей на остром черепе, угрюмый, в дымчатых очках, в измятом и
грязном пальто из парусины.
В 1928 году больница для бедных, помещающаяся на одной из лондонских окраин, огласилась дикими воплями: кричал от страшной боли только что привезенный старик,
грязный, скверно одетый
человек с истощенным лицом. Он сломал ногу, оступившись на черной лестнице темного притона.
Я, конечно, испытывал наслаждение чрезвычайное, но наслаждение это проходило чрез мучение; все это, то есть эти
люди, игра и, главное, я сам вместе с ними, казалось мне страшно
грязным.
Нехлюдов слушал и вместе с тем оглядывал и низкую койку с соломенным тюфяком, и окно с толстой железной решеткой, и
грязные отсыревшие и замазанные стены, и жалкое лицо и фигуру несчастного, изуродованного мужика в котах и халате, и ему всё становилось грустнее и грустнее; не хотелось верить, чтобы было правда то, что рассказывал этот добродушный
человек, — так было ужасно думать, что могли
люди ни за что, только за то, что его же обидели, схватить
человека и, одев его в арестантскую одежду, посадить в это ужасное место.
Удивившая Нехлюдова горячность всегда сдержанного Селенина имела основанием то, что он знал председателя акционерного общества за
грязного в денежных делах
человека, а между тем случайно узнал, что Вольф почти накануне слушания о нем дела был у этого дельца на роскошном обеде.
У
грязных, уставленных бутылками и чайной посудой столиков, между которыми, раскачиваясь, сновали белые половые, сидели, крича и распевая, потные, покрасневшие
люди с одуренными лицами.
— Дурак! — не мог удержаться не сказать Нехлюдов, особенно за то, что в этом слове «товарищ» он чувствовал, что Масленников снисходил до него, т. е., несмотря на то, что исполнял самую нравственно-грязную и постыдную должность, считал себя очень важным
человеком и думал если не польстить, то показать, что он всё-таки не слишком гордится своим величием, называя себя его товарищем.
Мои спутники рассмеялись, а он обиделся. Он понял, что мы смеемся над его оплошностью, и стал говорить о том, что «
грязную воду» он очень берег. Одни слова, говорил он, выходят из уст
человека и распространяются вблизи по воздуху. Другие закупорены в бутылку. Они садятся на бумагу и уходят далеко. Первые пропадают скоро, вторые могут жить сто годов и больше. Эту чудесную «
грязную воду» он, Дерсу, не должен был носить вовсе, потому что не знал, как с нею надо обращаться.
Я имею отвращение к
людям, которые не умеют, не хотят или не дают себе труда идти далее названия, перешагнуть через преступление, через запутанное, ложное положение, целомудренно отворачиваясь или грубо отталкивая. Это делают обыкновенно отвлеченные, сухие, себялюбивые, противные в своей чистоте натуры или натуры пошлые, низшие, которым еще не удалось или не было нужды заявить себя официально: они по сочувствию дома на
грязном дне, на которое другие упали.
В небольшом этапе было
человек восемьдесят народу в цепях, бритых и небритых, женщин, детей; все они расступились перед офицером, и мы увидели на
грязном полу, в углу, на соломе какую-то фигуру, завернутую в кафтан ссыльного.
В
грязном подвале, служившем карцером, я уже нашел двух арестантов: Арапетова и Орлова, князя Андрея Оболенского и Розенгейма посадили в другую комнату, всего было шесть
человек, наказанных по маловскому делу.
Вечером я был в небольшом,
грязном и плохом театре, но я и оттуда возвратился взволнованным не актерами, а публикой, состоявшей большей частью из работников и молодых
людей; в антрактах все говорили громко и свободно, все надевали шляпы (чрезвычайно важная вещь, — столько же, сколько право бороду не брить и пр.).
Пить чай в трактире имеет другое значение для слуг. Дома ему чай не в чай; дома ему все напоминает, что он слуга; дома у него
грязная людская, он должен сам поставить самовар; дома у него чашка с отбитой ручкой и всякую минуту барин может позвонить. В трактире он вольный
человек, он господин, для него накрыт стол, зажжены лампы, для него несется с подносом половой, чашки блестят, чайник блестит, он приказывает — его слушают, он радуется и весело требует себе паюсной икры или расстегайчик к чаю.
Картина, достойная описания: маленькая комната,
грязный стол с пустыми бутылками, освещенный жестяной лампой; налево громадная русская печь (помещение строилось под кухню), а на полу вповалку спало более десяти
человек обоего пола, вперемежку, так тесно, что некуда было поставить ногу, чтобы добраться до стола.
— Это наш протодьякон, — сказал Рудников, обращаясь ко мне. Из-под нар вылез босой
человек в
грязной женской рубахе с короткими рукавами, открывавшей могучую шею и здоровенные плечи.
— Гы! А мы и не видим, — насмешливо заметил лакей отца, Павел, молодой
человек с глуповатым лицом и отвислой нижней губой, но в сюртуке и
грязной манишке. Горничная и кухарка подозрительно фыркнули.
— Вы, молодой
человек… Я слышал… Распустили
грязную сплетню.
— А непонятно мне — на что они? Ползают и ползают, черные. Господь всякой тле свою задачу задал: мокрица показывает, что в доме сырость; клоп — значит, стены
грязные; вошь нападает — нездоров будет
человек, — всё понятно! А эти, — кто знает, какая в них сила живет, на что они насылаются?
Но я испугался, побежал за нею и стал швырять в мещан голышами, камнями, а она храбро тыкала мещан коромыслом, колотила их по плечам, по башкам. Вступились и еще какие-то
люди, мещане убежали, бабушка стала мыть избитого; лицо у него было растоптано, я и сейчас с отвращением вижу, как он прижимал
грязным пальцем оторванную ноздрю, и выл, и кашлял, а из-под пальца брызгала кровь в лицо бабушке, на грудь ей; она тоже кричала, тряслась вся.
Лица
людей, поднятые вверх, смешно напоминали мне
грязные тарелки после обеда.
За всё время, пока я был на Сахалине, только в поселенческом бараке около рудника да здесь, в Дербинском, в это дождливое,
грязное утро, были моменты, когда мне казалось, что я вижу крайнюю, предельную степень унижения
человека, дальше которой нельзя уже идти.
В одной избе уже в сумерках я застал
человека лет сорока, одетого в пиджак и в брюки навыпуск; бритый подбородок,
грязная, некрахмаленная сорочка, подобие галстука — по всем видимостям привилегированный. Он сидел на низкой скамеечке и из глиняной чашки ел солонину и картофель. Он назвал свою фамилию с окончанием на кий, и мне почему-то показалось, что я вижу перед собой одного бывшего офицера, тоже на кий, который за дисциплинарное преступление был прислан на каторгу.
Рыли туннель, заведующие работами катались по рельсам в вагоне с надписью «Александровск-Пристань», а каторжные в это время жили в
грязных, сырых юртах, потому что для постройки казарм не хватало
людей.
Впрочем, болотные кулики неразборчивы; они живут во всяких болотах: в топких,
грязных, кочковатых, мокрых и сухих, даже в открытой ковылистой степи, около какой-нибудь потной низменности или долины, обросшей кустами, только бы не мешали им
люди.
Добежав до угла, я увидел вход на лестницу; лестница была узкая, чрезвычайно
грязная и совсем не освещенная; но слышалось, что в высоте взбегал еще по ступенькам
человек, и я пустился на лестницу, рассчитывая, что, покамест ему где-нибудь отопрут, я его догоню.
В существе, он плохо и отговаривался. Простая теплота этих
людей манила его в их тихий уголок из
грязного челышевского нумера.
— Да так. Перед этой, как перед грозным ангелом, стоишь, а та такая чистая, что где ты ей
человека найдешь. Как к ней с нашими-то
грязными руками прикоснуться.
— О, если хотите, милая Тамара, я ничего не имею против вашей прихоти. Только для чего? Мертвому
человеку это не поможет и не сделает его живым. Выйдет только одна лишь сентиментальность… Но хорошо! Только ведь вы сами знаете, что по вашему закону самоубийц не хоронят или, — я не знаю наверное, — кажется, бросают в какую-то
грязную яму за кладбищем.
Этот
человек, отверженный из отверженных, так низко упавший, как только может представить себе человеческая фантазия, этот добровольный палач, обошелся с ней без грубости, но с таким отсутствием хоть бы намека на ласку, с таким пренебрежением и деревянным равнодушием, как обращаются не с
человеком, даже не с собакой или лошадью, и даже не с зонтиком, пальто или шляпой, а как с каким-то
грязным предметом, в котором является минутная неизбежная потребность, но который по миновании надобности становится чуждым, бесполезным и противным.
Целый год думала: вот придет гость, настоящий гость, мы все это и покажем, и угостим: и
люди похвалят, и самим любо будет; а что его, дурака, напомадила, так он и не стоит того; ему бы все в
грязном ходить.
Наконец ей дали свидание, и в воскресенье она скромно сидела в углу тюремной канцелярии. Кроме нее, в тесной и
грязной комнате с низким потолком было еще несколько
человек, ожидавших свиданий. Должно быть, они уже не в первый раз были здесь и знали друг друга; между ними лениво и медленно сплетался тихий и липкий, как паутина, разговор.
На вокзал она пришла рано, еще не был готов ее поезд, но в
грязном, закопченном дымом зале третьего класса уже собралось много народа — холод согнал сюда путейских рабочих, пришли погреться извозчики и какие-то плохо одетые, бездомные
люди.
Очередь дошла до левофлангового солдатика Хлебникова, который служил в роте общим посмешищем. Часто, глядя на него, Ромашов удивлялся, как могли взять на военную службу этого жалкого, заморенного
человека, почти карлика, с
грязным безусым лицом в кулачок. И когда подпоручик встречался с его бессмысленными глазами, в которых, как будто раз навсегда с самого дня рождения, застыл тупой, покорный ужас, то в его сердце шевелилось что-то странное, похожее на скуку и на угрызение совести.
Оставался церемониальный марш. Весь полк свели в тесную, сомкнутую колонну, пополуротно. Опять выскочили вперед желонеры и вытянулись против правого фланга, обозначая линию движения. Становилось невыносимо жарко.
Люди изнемогали от духоты и от тяжелых испарений собственных тел, скученных в малом пространстве, от запаха сапог, махорки,
грязной человеческой кожи и переваренного желудком черного хлеба.
Из окна направо была видна через ворота часть
грязной, черной улицы, с чьим-то забором по ту сторону. Вдоль этого забора, бережно ступая ногами в сухие места, медленно проходили
люди. «У них целый день еще впереди, — думал Ромашов, завистливо следя за ними глазами, — оттого они и не торопятся. Целый свободный день!»